Лицейский анекдот. Однажды император Александр, ходя по классам, спросил: "Кто здесь первый? " - "Здесь нет, ваше императорское величество, первых, все вторые", - отвечал Пушкин.

Однажды в Петербурге граф Хвостов долго мучил у себя на дому племянника своего Ф. Ф. Кокошкина (известного писателя) чтением ему вслух бесчисленного множества своих виршей. Наконец Кокошкин не вытерпел и сказал ему:
- Извините, дядюшка, я дал слово обедать, мне пора! Боюсь, что опоздаю а я пешком!
- Что же ты мне давно не сказал, любезный! - отвечал граф Хвостов. - У меня всегда готова карета, я тебя подвезу! Но только что они сели в карету, граф Хвостов выглянул в окно и закричал кучеру: "Ступай шагом! ", а сам поднял стекло кареты, вынул из кармана тетрадь и принялся снова душить чтением несчастного запертого Кокошкина.

Однажды приглашен Крылов был на обед к императрице Марии Федоровне в Павловске. Гостей за столом было немного. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда. "Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, - шепнул ему Жуковский. - Дай императрице возможность попотчевать тебя". "Ну а как не попотчует! " - отвечал он и продолжал накладывать себе на тарелку.

Крылов любил быть в обществе людей, им искренне уважаемых. Он там бывал весел и вмешивался в шутки других. За несколько лет перед сим, зимой, раз в неделю, собирались у покойного А. А. Перовского, автора "Монастырки". Гостеприимный хозяин, при конце вечера, предлагал всегда гостям своим ужин. Садились немногие, в числе их всегда был Иван Андреевич. Зашла речь о привычке ужинать. Одни говорили, что никогда не ужинают, другие, что перестали давно, третьи, что думают перестать. Крылов, накладывая на свою тарелку кушанье, промолвил тут: "А я, как мне кажется, ужинать перестану в тот день, с которого не буду обедать".

Хозяин дома, в котором Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи. В этом контракте, между прочим, было написано, чтоб он, Крылов, был осторожен с огнем, а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, именно 60 000 руб. ассигнациями. Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 прибавил еще два нуля, что составило 6 000 000 руб. ассигнациями. "Возьмите, - сказал Крылов, отдавая контракт хозяину. - Я на все пункты согласен, но, для того чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 руб. асс. поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы".

Император Николай Павлович велел переменить неприличные фамилии. Между прочими полковник Зас выдал сваю дочь за рижского гарнизонного офицера Ранцева. Он говорил, что его фамилия древнее, и потому Ранцев должен изменить фамилию на Зас-Ранцев. Этот Ранцев был выходец из земли Мекленбургской, истый оботрит. Он поставил ему на вид, что он пришел в Россию с Петром III и его фамилия знатнее. Однако он согласился на это прилагательное. Вся гарниза смеялась. Но государь, не зная движения назад, просто велел Ранцеву зваться Ранцев-3ас. Свекор поморщился, но должен был покориться мудрой воле своего императора.

Во время Крымской войны государь, возмущенный всюду обнаружившимся хищением, в разговоре с наследником выразился так:
- Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем.

При построении постоянного через Неву моста несколько тысяч человек были заняты бойкою свай, что, не говоря уже о расходах, крайне замедляло ход работ. Искусный строитель генерала Кербец поломал умную голову и выдумал машину, значительно облегчившую и ускорившую этот истинно египетский труд. Сделав опыты, описание машины он представил Главноуправляющему путей сообщения и ждал по крайней мере спасибо. Граф Клейнмихель не замедлил утешить изобретателя и потомство. Кербец получил на бумаге официальный и строжайший выговор: зачем он этой машины прежде не изобрел и тем ввел казну в огромные и напрасные расходы.

Клейнмихель, объезжая по России для осмотра путей сообщения, в каждом городе назначал час для представления своих подчиненных, разумеется, время он назначал по своим часам и был очень шокирован, когда в Москве по его часам собрались чиновники.
- Что это значит? - вскричал разъяренный граф. Ему отвечали, что московские часы не одинаковы с петербургскими, так как Москва и Петербург имеют разные меридианы. Клейнмихель удовольствовался этим объяснением, но в Нижнем Новгороде случилась та же история, и разбешенный генерал закричал:
- Что это? Кажется, всякий дрянной городишко хочет иметь свой меридиан? Ну, положим Москва может - первопрестольная столица, а то и у Нижнего меридиан!

- Как это тебе никогда не вздумалось жениться? - спрашивал посланника Шредера император Николай в один из проездов своих через Дрезден.
- А потому, - отвечал он, - что я никогда не мог бы дозволить себе ослушаться вашего величества.
- Как же так?
- Ваше величество строго запрещаете азартные игры, а из всех азартных игр женитьба самая азартная.

В отсутствие князя Паскевича из Варшавы умер в ней какой-то генерал, и князь был недоволен распоряжениями, сделанными при погребении. Он сделал за то выговор варшавскому генерал-губернатору, который временно замещал его. Не желая подвергнуть себя новой неприятности, осторожный и предусмотрительный генерал-губернатор пишет однажды князю Паскевичу, также тогда отсутствующему: "Долгом считаю испросить разрешения вашей светлости, как, на случай смерти Жабоклицкого (одного из чинов Польского двора), прикажете вы хоронить его". Жабоклицкий в то время вовсе не был болен, а только стар и замечательно худощав.

Однажды в Царском Селе императрица, проснувшись ранее обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим воздухом и увидела у подъезда несколько придворных служителей, которые поспешно нагружали телегу казенными съестными припасами. Екатерина долго смотрела на эту работу, не замечаемая служителями, наконец крикнула, чтобы кто-нибудь из них подошел к ней. Воры оторопели и не знали что делать. Императрица повторила зов, и тогда один из служителей явился к ней в величайшем смущении и страхе.
- Что вы делаете? - спросила Екатерина. - Вы, кажется, нагружаете вашу телегу казенными припасами?
- Виноваты, ваше величество, - отвечал служитель, падая ей в ноги.
- Чтоб это было в последний раз, - сказала императрица, - а теперь уезжайте скорее, иначе вас увидит обер-гофмаршал и вам жестоко достанется от него.

На звон колокольчика Екатерины никто не явился из ее прислуги. Она идет из кабинета в уборную и далее и, наконец, в одной из задних комнат видит, что истопник усердно увязывает толстый узел. Увидев императрицу, он оробел и упал перед ней на колени.
- Что такое? - спросила она.
- Простите меня, ваше величество - Да что же такое ты сделал?
- Да вот, матушка-государыня: чемодан-то набил всяким добром из дворца вашего величества. Тут есть и жаркое и пирожное, несколько бутылок пивца и несколько фунтиков конфет для моих ребятишек. Я отдежурил мою неделю и теперь отправляюсь домой.
- Да где же ты хочешь выйти?
- Да вот здесь, по этой лестнице.
- Нет, здесь не ходи, тут встретит тебя обер-гофмаршал, и я боюсь, что детям твоим ничего не достанется. Возьми-ка свой узел и иди за мною. Она вывела его через залы на другую лестницу и сама отворила дверь:
- Ну, теперь с Богом!

В 1789 и 1790 годах адмирал Чичагов одержал блистательные победы над шведским флотом, которым командовал сначала герцог Зюдерманландский, а потом сам шведский король Густав III. Старый адмирал был осыпан милостями императрицы При первом после того приезде Чичагова в Петербург императрица приняла его милостиво и изъявила желание, чтобы он рассказал ей о своих походах. Для этого она пригласила его к себе на следующее утро. Государыню предупреждали, что адмирал почти не бывал в хороших обществах, иногда употребляет неприличные выражения и может не угодить ей своим рассказом. Но императрица осталась при своем желании. На другое утро явился Чичагов. Государыня приняла его в своем кабинете и, посадив против себя, вежливо сказала, что готова слушать. Старик началЄ Не привыкнув говорить в присутствии императрицы, он робел, но чем дальше входил в рассказ, тем больше оживлялся и наконец пришел в такую восторженность, что кричал, махал руками и горячился, как бы при разговоре с равным себе. Описав решительную битву и дойдя до того, когда неприятельский флот обратился в полное бегство, адмирал все забыл, ругал трусов-шведов, причем употреблял такие слова, которые можно слышать только в толпе черного народа. "Я их я их" - кричал адмирал. Вдруг старик опомнился, в ужасе вскочил с кресел, повалился перед императрицей
- Виноват, матушка, ваше императорское величество
- Ничего, - кротко сказал императрица, не давая заметить, что поняла непристойные выражения, - ничего, Василий Яковлевич, продолжайте, я ваших морских терминов не разумею.

У императрицы Екатерины околела любимая собака Томсон. Она просила графа Брюса распорядиться, чтобы с собаки содрали шкуру м сделали чучело. Граф Брюс приказал об этом Никите Рылееву. Рылеев был не из умных он не понял и отправился к богатому и известному в то время банкиру по фамилии Томпсон и передал ему волю императрицы. Томпсон не на шутку перепугался, побежал к императрице просить прощении, но по дороге помер.

Английский посланник подарил Екатерине телескоп, который ей очень понравился. Придворные, желая угодить государыне, спешили наводить инструмент на небо и уверяли, что довольно ясно различают на луне горы.
- Я вижу не только горы, но и лес, - сказал граф Львов.
- Вы возбуждаете мое любопытство, - произнесла Екатерина, поднимаясь с кресла, чтобы посмотреть.
- Торопитесь, государыня, иначе начали рубить лес, вы не успеете.

К Державину пришел какой-то сочинитель прочесть свое произведение. Старик часто засыпал при таких чтениях. Так случилось и на этот раз. Жена Державина, сидевшая рядом, непрестанно толкала его. Но сон так одолел старика, что он даже захрапел. Когда жена разбудила его, Державин в гневе закричал:
- Ты никогда не дашь мне выспаться!

Однажды в Сенате Разумовский отказался подписать решение, которое считал несправедливым.
- Государыня желает, чтоб дело решено было таким образом, - объявили ему сенаторы.
- Если так - не смею ослушаться, - сказал Разумовский и подписал свою фамилию "вверх ногами". Этот поступок сразу же стал известен императрице, та потребовала объяснений.
- Я исполнил вашу волю, но так как покривил совестью, то и подпись моя кривая.

Однажды Львов ехал вместе с Потемкиным в Царское Село и всю дорогу должен был сидеть, прижавшись в угол экипажа, не смея проронить слова, потому что светлейший находился в мрачном настроении духа и упорно молчал. Когда Потемкин вышел из кареты, Львов остановил его и с умоляющим видом сказал:
- Ваша светлость, у меня есть до вас покорнейшая просьба.
- Какая? - спросил изумленный Потемкин.
- Не пересказывайте, пожалуйста, никому, о чем мы говорили с вами дорогою. Потемкин расхохотался, и хандра его, конечно, исчезла.

Как-то раз, за обедом у императрицы, зашел разговор о ябедниках. Екатерина предложила тост за честных людей. Все подняли бокалы, один Разумовский не дотронулся до своего. Государыня, заметив это, спросила его, почему он не доброжелательствует честным людям?
- Боюсь - мор будет, - отвечал Разумовский.

Шувалов, заспорив однажды с Ломоносовым, сказал сердито:
"Мы отставим тебя от Академии".
- "Нет, - возразил великий человек, - разве Академию отставите от меня".