На маневрах Павел I послал ординарца своего И. А. Рибопьера к главному начальнику Андрею Семеновичу Кологривову с приказаниями. Рибопьер, не вразумясь, отъехав, остановился в размышлении и не знал что делать. Государь настигает его и спрашивает:
- Исполнил ли повеление?
- Я убит с батареи по моей неосторожности, - отвечал Рибопьер.
- Ступай за фронт, вперед наука! - довершил император.

Один придворный спросил Балакирева:
- Не знаешь ли ты, отчего у меня болят зубы?
- Оттого, - отвечал шут, - что ты их беспрестанно колотишь языком. Придворный был точно страшный говорун и должен перенесть насмешку Балакирева без возражений.

Педрилло дал пощечину одному истопнику и за это был приговорен к штрафу в три целковых. Бросив на стол вместо трех шесть целковых. Педрилло дал истопнику еще пощечину и сказал:
- Ну, теперь мы совсем квиты.

Двух кокеток, между собою поссорившихся, спросил Кульковский:
- О чем вы бранитесь?
- О честности, - отвечали те.
- Жаль, что взбесились из-за того, чего у вас нет, - сказал он.

Молодая и хорошенькая собою дама на бале у герцога Бирона сказала во время разговора о дамских нарядах:
- Нынче все стало так дорого, что скоро нам придется ходить нагими.
- Ах сударыня, - обрадовались мужчины, - это было бы самым лучшим нарядом.

Для домашнего наказания в кабинете Шешковского находилось кресло особого устройства. Приглашенного он просил сесть в это кресло, и как скоро тот усаживался, одна сторона, где ручка, по прикосновению хозяина вдруг раздвигалась, соединялась с другой стороной кресел и замыкала гостя так, что он не мог ни освободиться, ни предотвратить того что ему готовилось. Тогда, по знаку Шешковского, люк с креслами опускался под пол. Только голова и плечи виновного оставались наверху, а все прочее тело висело под полом. Там отнимали кресло, обнажали наказываемые части и секли. Исполнители не видели, кого наказывали. Потом гость приводим был в прежний порядок и с креслами поднимался из-под пола. Все оканчивалось без шума и огласки Раз Шешковский сам попал в свою ловушку. Один молодой человек, уже бывший у него в переделке, успел заметить и то, как завертывается ручка кресла, и то, отчего люк опускается этот молодой человек провинился в другой раз и опять был приглашен к Шешковскому. Хозяин по-прежнему долго выговаривал ему за легкомысленный поступок и по-прежнему просил его садиться в кресло. Молодой человек отшаркивался, говорил: "Помилуйте, ваше превосходительство, я постою, я еще молод". Но Шешковский все упрашивал и, окружив его руками, подвигал его ближе и ближе к креслам и готов уже был посадить сверх воли. Молодой человек был очень силен мгновенно схватил он Шешковского, усадил его самого в кресло, завернул отодвинутую ручку, топнул ногой и кресло с хозяином провалилось. Под полом началась работа! Шешковский кричал, но молодой человек зажимал ему рот, и крики, всегда бывавшие при таких случаях, не останавливали наказания. Когда порядочно высекли Шешковского, молодой человек бросился из комнаты и убежал домой. Как освободился Шешковский из засады, это осталось только ему известно.

Когда Потемкин сделался после Орлова любимцем императрицы Екатерины, сельский дьячок, у которого он учился в детстве читать и писать, наслышавшись в своей деревенской глуши, что бывший ученик его попал в знатные люди, решился отправиться в столицу и искать его покровительства и помощи. Приехав в Петербург, старик явился во дворец, где жил Потемкин, назвал себя и был тотчас же введен в кабинет князя. Дьячок хотел было броситься в ноги светлейшему, но Потемкин удержал его, посадил в кресло и ласково спросил:
- Зачем ты прибыл сюда, старина?
- Да вот, ваша светлость, - отвечал дьячок, пятьдесят лет Господу Богу служил, а теперь выгнали за ненадобностью: говорят, дряхл, глух и глуп стал. Приходится на старости лет побираться мирским подаяньем, а я бы еще послужил матушке-царице - не поможешь ли мне у нее чем- нибудь?
- Ладно, - сказал Потемкин, - я похлопочу. Только в какую же должность тебя определить? Разве в соборные дьячки?
- Э нет, ваша светлость, возразил дьячок, - ты теперь на мой голос не надейся нынче я петь-то уж того - ау! Да и видеть, надо признаться, стал плохо печатное едва разбирать могу. А все же не хотел бы даром хлеб есть.
- Так куда же тебя приткнуть?
- А уж не знаю. Сам придумай.
- Трудную, брат, ты мне задал задачу, - сказал улыбаясь Потемкин. - Приходи ко мне завтра, а я между тем подумаю. На другой день утром, проснувшись, светлейший вспомнил о своем старом учителе и, узнав, что он давно дожидается, велел его позвать.
- Ну, старина, - сказал ему Потемкин, - нашел я тебе отличную должность.
- Вот спасибо, ваша светлость, дай Бог здоровья.
- Знаешь Исаакиевскую площадь?
- Как не знать и вчера и сегодня через нее к тебе тащился.
- Видел Фальконетов монумент императора Петра Великого?
- Еще бы!
- Ну так сходи же теперь, посмотри, благополучно ли он стоит на месте, и тотчас мне донеси. Дьячок в точности исполнил приказание.
- Ну что? - спросил Потемкин, когда он возвратился.
- Стоит, ваша светлость.
- Крепко?
- Куда как крепко, ваша светлость.
- Ну и хорошо. А ты за этим каждое утро наблюдай да аккуратно мне доноси. Жалование же тебе будет производиться из моих доходов. Теперь можешь идти домой. Дьячок до самой смерти исполнял эту обязанность и умер, благословляя Потемкина.

Однажды Потемкин, недовольный запорожцами, сказал одному из них:
- Знаете ли вы, хохлачи, что у меня в Николаеве строиться такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сечи будет слышно?
- То не диво, - отвечает запорожец, - у нас в Запорозцине е такме кобзары, що як заиграють, то аже у Петербурги эатанцують.

Князь Потемкин во время очаковского похода влюблен был в графиню. Добившись свидания и находясь с нею в ставке, он вдруг дернул за звонок, и пушки кругом всего лагеря загремели. Муж графини, человек острый и безнравственный, узнав о причине пальбы, сказал, пожимая плечами: "Экое кири куку!"

На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда он был в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: "Подписал!.. " Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: "Молодец, нечего сказать". Но кто-то всматривается в подпись - и что же? На всех бумагах вместо: князь Потемкин - подписано: Петушков, Петушков, Петушков.

У Потемкина был племянник Давыдов, на которого Екатерина не обращала никакого внимания. Потемкину это казалось обидным, и он решил упрекнуть императрицу, сказав, что она ему не только никогда не дает никаких поручений, но и не говорит с ним. Она отвечала, что Давыдов так глуп, что, конечно, перепутает всякое поручение. Вскоре после этого разговора императрица, проходя с Потемкиным через комнату, где между прочим вертелся Давыдов, обратилась к нему:
- Пойдите посмотрите, пожалуйста, что делает барометр. Давыдов с поспешностью направился в комнату, где висел барометр, и, возвратившись оттуда, доложил:
- Висит, ваше величество. Императрица, улыбнувшись, сказала Потемкину:
- Вот видите, что я не ошибаюсь.

Нарышкии рассказывал, что как-то обратился к нему знакомый с просьбой о зачислении в дворцовую прислугу.
- Нет вакансии.
- Да пока откроется вакансия, определите меня смотрителем за какою-нибудь канарейкою.
- Что же из этого будет? - спросил Нарышкин.
- Как что? Все-таки будет чем прокормить себя, жену и детей.

При А. С. Пушкине говорили о деревенском поверии, что тараканы залезают в ухо спящего человека, пробираются до мозгов и выедают их. "Как я этому рад, - говорил Пушкин, - теперь не буду говорить про человека, что он глуп, а обиженный тараканами".

Нарышкин не любил Румянцева и часто трунил над ним. Румянцев до конца жизни носил косу в своей прическе.
- Вот уж подлинно, - говорил Нарышкин, - нашла коса на камень.

Баснописец И. А. Крылов был весьма тучный, с седыми, всегда растрепанными волосами одевался он крайне неряшливо сюртук носил постоянно запачканный, залитый чем-нибудь, жилет надет был вкривь и вкось. Жил Крылов довольно грязно. Однажды Крылов собирался на придворный маскарад и спрашивал у Олениных совета, что надеть.
- Вы, Иван Андреевич, вымойтесь да причешитесь, и вас никто не узнает.

Пожилая госпожа, будучи в обществе, все время уверяла, что ей не более сорока лет. Кульковский, хорошо зная, что ей уже за пятьдесят, сказал:
- Можно ей поверить, потому что она более десяти лет в этом уверяет.

На одном вечере Пушкин, еще в молодых летах, был пьян и вел разговор с молодой дамою. Надобно прибавить, что эта дама была рябая. Чем-то недовольная поэтом, она сказала:
- У вас, Александр Сергеевич, в глазах двоит?
- Нет, сударыня, - отвечал он, - рябит!

Князь Меншиков, защитник Севастополя, принадлежал к числу самых ловких остряков нашего времени. Как Гомер, как Иппократ, он сделался собирательным представителем всех удачных острот. Жаль, если никто из приближенных не собрал его острот, потому что они могли бы составить карманную скандальную историю времени. Шутки его не раз навлекали на него гнев Николая и других членов императорской фамилии. Вот одна из таких. В день бракосочетания императора в числе торжеств назначен был и парадный развод в Михайловском. По совершении обряда, когда все военные чины надевали верхнюю одежду, чтобы ехать в манеж: "Странное дело, - сказал кому-то князь Меншиков, - не успели обвенчаться и уже думают о разводе".

Однажды Меньшиков, разговаривая с государем и видя проходящего Канкрина, сказал: "Фокусник идет".
- Какой фокусник? - спросил государь. - Это министр финансов.
- Фокусник, - продолжал Меньшиков. - Он держит в правой руке золото, в левой - платину: дунет в правую - ассигнации, плюнет в левую - облигации.

В 1848 году государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал:
- Кого бы для этого послать на Кавказ?
- Если нужно разорить, - сказал Меншиков, - то лучше всего послать графа Киселева: после государственных крестьян семь аулов разорить - ему ничего не стоит!

Гвардия наша, в венгерскую кампанию, ходила в поход на случай надобности, но остановилась в царстве Польском и западных губерниях, а когда война кончилась, возвратилась в Петербург, не слыхав и свиста пуль. Несмотря на это, гвардейцы ожидали, что и им раздадут медали. "Да, - сказал Меншиков, - и гвардейцы получат медаль - с надписью: "Туда и обратно! "

Рассказывают, что над диваном в кабинете баснописца Крылова висела большая картина в тяжелой раме. Знакомые часто советовали ему перевесить картину на другое место, иначе острым углом при падении она может ударить прямо по голове. На все эти советы Крылов говорил:
- При падении угол картины опишет дугу и не заденет мою голову.

Муж и жена были очень скупы. Они жили в разных половинах дома, встречались только иногда в общей прихожей. Если им докладывали о приезде кого-нибудь, то оба выходили со свечами. Когда же оказывалось, что гость пришел к мужу, то жена сразу задувала свечу, экономя на этом, а гость оставался в полутьме.